20.01.2020
Валерий Лях, директор департамента противодействия недобросовестным практикам Банка России, рассказывает Ирине Слюсаревой о том, что при построении гудвилла важно строить доверительное отношение к деятельности регулятора; и почему в ряде случаев принципы важнее жестких норм.
Регулятор не может позволить себе принимать решение, которое невозможно четко и убедительно объяснить рынку
ФУНДАМЕНТ РЫНКА - ДОВЕРИЕ
- Валерий Владимирович, каковы на сегодняшний день приоритетные задачи департамента противодействия недобросовестным практикам?
- Как ни парадоксально, но мне кажется, неправильно называть в качестве приоритетной задачи противодействие недобросовестным практикам, мошенническим схемам. Хотя в этом по большей части заключается наша каждодневная работа. Но мы же мыслим на перспективу? А перспектива - это сделать так, добиться такого состояния, чтобы рынок самостоятельно вырабатывал иммунитет к недобросовестным практикам.
- В настоящем система без регулятора, похоже, вряд ли справится. И дело не только в рынке. Скажем, потребители финансовых услуг тоже бегут в ЦБ уже строго после того, как сами сделали все возможные ошибки. Хотя, казалось бы, о мерах собственной финансовой безопасности могли узнать и превентивно?
- Сложный вопрос. Но если сейчас потребитель все-таки обращается к помощи регулятора уже после совершения ошибки, то, может быть, совместными усилиями можно прийти к ситуации, когда он начнет задумываться превентивно. По моим ощущениям, количество таких людей уже стабильно увеличивается, сейчас их значительно больше, чем лет 10-15 назад.
Хотя в целом степень общей финансовой грамотности российского общества все-таки недостаточна, факт. В нашей стране рыночные отношения стали формироваться сравнительно недавно, и вполне закономерно, что пока они неглубоки. Но тем не менее уже существуют. Любой минимум - принципиально больше нуля.
Не секрет, что в сети финансовых мошенников люди попадают по двум причинам. Первая - от непонимания того, что перед ними мошенники. Вторая - от того, что они весь финансовый рынок воспринимают как мошенников, не видя разницы между ними и нормальными, добросовестными финансовыми посредниками.
Поэтому - и тут мы возвращаемся к нашему первому вопросу - ключевой целью нашей деятельности является достижение доверия. Потребителей - к участникам финансового рынка, участников рынка - друг к другу, тех и других - к регулятору. Мы создаем гудвилл финансового рынка - репутацию, оцениваемую и потребителем, и самим рынком.
- В какой форме и по каким поводам возникает недоверие или напряжение в отношениях между регулятором (в части работы вашего департамента) и рынком?
- Зачастую к нам есть вопросы относительно сроков расследования при рассмотрении случаев манипулирования или инсайдерской торговли. Вопросы к регулятору в этой зоне возникают периодически. Но быстрые решения далеко не всегда являются лучшими: ни в коем случае не следует выносить суждения относительно обстоятельств, которые не до конца изучены и проанализированы. Не до конца продуманное, пережитое решение не получится убедительно мотивировать.
А принимать решение, которое невозможно четко и убедительно объяснить рынку - такого регулятор себе точно не может позволить. Кто-то из игроков может быть не согласен с мерами, которые мы принимаем к нарушителям по инсайду и манипулированию, - суммой штрафа, предписанием и так далее. Но если регулятор определил конкретную практику как недобросовестную, то не должно быть ни малейшего сомнения относительно обоснованности этого решения. Миссия регулятора - быть объективным и безжалостным.
- Потребитель идет в банк или к брокеру. Понимает ли он при этом, что на брокера есть управа в лице регулятора? Должен ли он, кстати, в принципе понимать это?
- Да не факт. Ведь возможна же такая ситуация, когда граждане просто не получают поводов задумываться о существовании регулятора. Человек идет на финансовый рынок, выбирает посредника, благополучно с ним работает, нормально решает свои финансовые задачи. Зачем ему знать, что есть еще мегарегулятор? Наличие доверия решает этот вопрос.
Скажем, мы как регулятор изначально подходим к участнику рынка как раз с позиций презумпции невиновности. Относимся к нему как к добросовестному члену финансового рынка. Хотелось бы, чтобы таким же было и отношение граждан. Чтобы они приходили на рынок спокойно, не ожидая встретить здесь неприятности, какие-то препятствия.
Скорее всего, на правильном и зрелом финансовом рынке о существовании регулятора должны знать только участники рынка. Но не потребители, пришедшие к участникам за стандартными, в общем, услугами.
Но сделаю важное дополнение. Культура добросовестного поведения должна поддерживаться не только и не столько регулятором, но и участниками рынка, их саморегулируемыми организациями.
- Какими способами могут действовать СРО?
- В любом случае, не только через систему формальных критериев, законов. Саморегулируемые организации могут действовать, например, через систему кодексов добросовестного поведения. Серьезную роль должны играть принципы, общая культура профессиональной среды.
Давайте называть вещи своими именами и формулировать до конца: очевидно же, что внутри профессионального сообщества участники рынка прекрасно понимают, кто является добросовестным игроком, а кто нет.
- Иными словами, от регулирования на основе жестких формальных критериев регулятор хотел бы идти в сторону регулирования на основе менее формальных и более глубоких практик? Более сущностных, если такое выражение годится?
- Да, мы хотели бы перейти к системе принципов. Тем более что в такой тонкой и чувствительной сфере, как инсайдерская торговля и манипулирование, мы бы хотели в долгосрочной перспективе видеть, что не только регулятор, но и участники рынка взаимодействуют друг с другом на основе принципов добросовестного поведения. Безусловно, такой подход должен пройти проверку временем и правоприменением.
Сейчас мы плавно к этому идем. Например, есть нормативные предложения ЦБ, которые уже внедрены и предполагают, что участники рынка будут самостоятельно определять связанность тех или иных лиц. Это один из первых подходов, когда мы передаем вынесение каких-либо определений «на откуп» рынку. Мы считаем, что регулятор не должен в этом случае устанавливать четкие жесткие критерии, многие финансовые организации сами в состоянии оценить связанность, в том числе опираясь на профессиональные суждения о своей деятельности, присущих именно конкретной компании рисков. Вот пример того, как можно работать, исходя из принципов, а не из жестких норм регулирования.
Пока, к сожалению, участники рынка нередко сами просят Банк России о введении каких-либо жестких правил. Но мы убеждены, что работа на основе стандартов, принципов - это более зрелые, более перспективные отношения.
- Если говорить все же о формальных нормах, то видите ли вы «серые» зоны в законодательстве о рынке ценных бумаг, применительно к практике именно вашего департамента?
- Сейчас мы концентрируемся на двух направлениях, принципиально важных, но разных, которые в комплексе формируют на финансовом рынке доверительную среду.
Во-первых, это работа по выявлению искажений при формировании цены актива на организованных торгах (в первую очередь, инсайдерская торговля и манипулирование рынком). В том числе, при маркетмейкерстве или «рисовании» нужного уровня цены в целях, например, отчетности.
Во-вторых, это работа по выявлению и пресечению нелегальной деятельности на финансовом рынке и по пресечению деятельности финансовых пирамид (работа, которая с организованными торгами, наоборот, не связана).
Законодательные изменения, установившие уголовное преследование непосредственно за организацию финансовых пирамид, стали действовать не так давно. Сейчас в Государственной Думе рассматривается законопроект об уголовной ответственности для финансовых организаций, не внесенных в реестры Центробанка и занимающихся нелегальным кредитованием; предполагается, что ответственность для "черных кредиторов" будет ужесточена. Мы надеемся также на принятие проекта закона о наделении Банка России полномочиями по самостоятельной блокировке сайтов финансовых пирамид и нелегальных нелицензированных участников.
В этой области процесс идет. Но нужно четко понимать, что деятельность Банка России здесь в значительной степени является инициативной помощью - финансовой индустрии, населению, стране в целом. У нас нет функции, которая бы позволила силовыми методами бороться с нелегалами на финансовом рынке. Такими вещами занимаются правоохранительные органы, а мы им содействуем. Но противодействовать недолжным практикам на рынке - это также задача СРО и участников рынка. Потому что борьба с нелегальными игроками - это, по сути, борьба с недобросовестной конкуренцией.
Нелегалы сейчас успевают прийти к потенциальному потребителю первыми: они серьезно вкладываются в рекламу, могут пользоваться для привлечения клиентов любыми практиками, сколь угодно недобросовестными. Разумеется, деятельность таких организаций никак не связана с реальным инвестированием, это всего лишь банальное мошенничество. Добросовестные участники рынка выстраивают свои деловые репутации много лет, по крупицам, ценой огромных целенаправленных усилий, а мошенники могут моментально уничтожить результаты этой работы. Пострадавший от мошенников потребитель радикально разочаруется в возможностях инвестирования вообще.
Но на поле борьбы с нелегальными практиками нечасто заходят даже саморегулируемые организации; а уж участники рынка - и того реже. Если бы к этой деятельности подключились высококвалифицированные сотрудники финансовых компаний, ситуация менялась бы к лучшему гораздо быстрее и масштабнее. Хотя, повторюсь, нелегальные практики являются прямой угрозой конкурентоспособности именно легальных участников рынка. Мошенники отнимают у профессионалов их премии и зарплаты.
Причем, столкнувшись с мошенническими действиями, переслать регулятору или СРО координаты таких структур совсем несложно, как мы понимаем. Вот пострадавшие граждане к нам по таким поводам обращаются. Профессионалы, к сожалению, - почти нет. А нам бы хотелось, чтобы обращались и они.
Лично мне кажется, что работники нелегальных компаний и финансовых пирамид тоже могут явиться ценным источником информации. Ведь иногда подобные организации могут внешне выглядеть вполне благопристойно и нанимать людей на работу так же, как обычные фирмы. Но если человек, устроившись на работу, понимает, куда он попал, и решает, что ему не по пути с мошенниками, то он может не только уволиться, но и сообщить нам, правоохранителям о незаконной схеме. Такие сигналы с описанием «внутренней кухни» могли бы серьёзно ускорить принятие мер как нами, так и правоохранительными органами.
- Как можно охарактеризовать законодательную базу для первого названного вами направления - манипулирования и инсайда?
- В этом году вступили в силу поправки в закон об инсайде и манипулировании, которые готовились довольно долго. А сам закон вступил в силу еще в 2011 году.
Сейчас мы плавно движемся к гармонизации российского и зарубежного антиинсайдерского законодательства. Пока что в этом плане есть отличия. Основное - это наличие в отечественном законодательстве жестких значений существенных отклонений. В ряде случаев эти особенности ограничивают регулятора в скорости и эффективности решений, а также генерируют добавочные косты для участников рынка. Ровно потому, что профучастники вынуждены отказываться от проведения сделок из-за опасений, что регулятор сочтет формальные отклонения существенными и применит соответствующие санкции.
В то же время следует обязательно отметить такое ключевое изменение в законе об инсайде, как право Банка России дополнять перечень оснований, по которым можно классифицировать манипулирование рынком, через нормативный акт. Раньше все эти основания должны были быть четко перечислены в законе. Но ситуация меняется. И если в результате расследований, например, выявляются новые критерии, характерные для манипулирования, то теперь у нас есть возможность зафиксировать их в нормативном акте. Но за такие нарушения предусматривается только административная ответственность.
Есть также серые зоны в определении необходимости принудительного закрытия позиций клиента, в выставлении маржин-коллов. Это достаточно тонкий вопрос, потому что на рынок в такие моменты могут влиять непреднамеренные ошибки, другие обстоятельства (вроде исполнения крупных поручений, сильно двигающих рынок). Здесь саморегулирование тоже могло бы сказать свое слово, в принципе определив, каким образом участники должны закрывать позиции клиентов.
- Маркетмейкерство еще не обсудили…
- Безусловно, та модель, которая существует сейчас, исчерпала себя достаточно давно. Мы видим разные практики маркетмейкерства, которые не всегда соответствуют духу закона, а некоторые ему прямо противоречат. Банк России совместно с Московской биржей провел опрос участников рынка относительно того, какие ключевые задачи маркетмейкерство должно решать сейчас и с какими вызовами оно столкнется в ближайшее время. В течение 2020 года ставим задачу совместно с участниками установить ключевые правила ведения маркетмейкерской деятельности, которые позволят рынку развиваться.
- Можно ли описать сам алгоритм выявления недобросовестных практик?
- Мы работаем с информацией в отношении сделок на организованных торгах. У нас есть специальное подразделение, которое анализирует данные торгов, выявляя аномалии, зоны риска, и дальше строит на основе этого определенные алгоритмы. Мы начинали работать, основываясь на жалобах, разбирая все вручную. Сейчас процесс в значительной степени автоматизирован. Это собственные разработки Банка России, некоторыми из них мы делимся и с рынком.
Затем аномалии анализируются на предмет связанности, злого умысла и при необходимости мы начинаем расследование. Если факт инсайда или манипулирования подтверждается, мы о нем обязательно сообщаем - раскрываем эту информацию на сайте.
При этом, как я уже говорил, сроки наших проверок по инсайду и манипулированию значительны. Ведь первоначально мы рассматриваем любые аномалии как возможные последствия добросовестных действий. Зачастую именно так и бывает: аномалия может быть следствием стечения обстоятельств, технической ошибки. Мы долго разбираемся с каждым нестандартным случаем, чтобы не скомпрометировать напрасно ни деловую репутацию компании, ни саму схему, ни репутацию конкретного исполнителя. Рынок не так велик, многие знают друг друга лично или через одно-два рукопожатия. Поэтому действовать надо очень и очень аккуратно.
Я надеюсь, что в целом наша деятельность по противодействию инсайду и манипулированию стала более понятной для рынка. Наши релизы по выявленным случаям недобросовестных практик сейчас стали более подробными, мы стараемся объяснить логику своих выводов.
Кроме того, расширяя взаимодействие с рынком, мы начали проводить открытые мероприятия для сотрудников служб комплайенса и внутреннего контроля профучастников, где обсуждаются конкретные кейсы, дается обобщающая практика, чтобы помочь компаниям самостоятельно выявлять и купировать подозрительные операции. Мы настраиваем участников рынка на то, чтобы такая работа проводилась более качественно.
Кстати, полномочия подразделений внутреннего контроля компаний-профучастников сейчас расширены - у них есть право самостоятельно уведомлять Банк России о подозрительных операциях. Раньше для такой процедуры требовалась санкция руководителя компании. Предполагается большая самостоятельность служб внутреннего контроля и их более глубокая вовлеченность в защиту интересов и клиента, и рынка в целом от недобросовестных практик. А мы при выявлении подобных случаев будем более пристально смотреть, использовала ли компания возможность выявить подозрительную информацию и сообщить о ней, оказывала ли противодействие.
В перспективе мы видим возможность выделения комплайенса в отдельную линию, конечно - в зависимости от масштаба деятельности компании. Это важно для долгосрочного развития и планирования, позволяет компаниям не размывать долгосрочные цели в процессе операционной деятельности.
- Как выстраивается взаимоотношение с структурами МВД (возможно, иными силовыми структурами)?
- Мы находим достаточный уровень понимания относительно тех запросов и материалов, которые направляем в правоохранительные органы. Это эффективное взаимодействие.
- Возникают ли проблемы, связанные с интересом граждан к инвестициям в иностранные ценные бумаги?
- Как правило, инвесторы испытывают интерес к бумагам очень крупных, высоколиквидных, высоко капитализированных эмитентов. Вряд ли возможно говорить о том, что цены на такие активы в России устанавливаются несправедливым способом или искажаются. Это попросту некорректно, поскольку объемы сделок здесь и там - принципиально разные. Арбитража на российской площадке нет потому, что его и быть не может. А на бумаги с невысокой ликвидностью и спроса-то особого нет.
- Вы делали акцент на том, что рынок должен двигаться в сторону увеличения доверия. Можно ли оценить количественную сторону этого движения?
- За последние лет 7-8 отношения на рынке менялись, причем именно в сторону увеличения доверия. Я вижу это, отчетливо наблюдаю. Это движение идет, и оно стало заметным. Значит, это идет на пользу бизнесу на долгосрочном горизонте.
А нашей ключевой задачей является защита прав собственников ценных бумаг на их справедливую стоимость.