Леонид Григорьев, Марсель Салихов (Вестник НАУФОР №3 2010)

05.04.2010

Леонид Григорьев, президент Института энергетики и финансов.

ПЛАН НА ТОЩИЕ ГОДЫ. Интервью.

Президент Института энергетики и финансов Леонид Григорьев и завсектором экономических исследований ИЭФ Марсель Салихов рассказывают главному редактору журнала "Вестник НАУФОР" Ирине Слюсаревой о том, почему с последствиями кризиса американцы будут бороться собственными методами.

- Леонид Маркович, в каком направлении выстраивается так называемая новая архитектура мировых финансов?

- Мировая финансовая система по своей природе либеральна. Она сориентирована на максимально свободное перемещение капитала. Кризис не может не действовать на эту свободу подавляюще. Но по мере преодоления последствий кризиса система по-прежнему будет стремиться к расширению возможностей свободного перемещения. Нынешний кризис - мы это видим - многое меняет в той структуре мировых финансов, которая сложилась до него. Но сам процесс формирования новой архитектуры чрезвычайно сложен и противоречив, потому что конфликты интересов возникают между всеми участниками. "Группа двадцати" обсуждает преимущественно методы глобальной оценки рисков и мониторинга финансовых институтов. Но она опять отложила (пока что до следующего года) вопрос об изменении квот стран в МВФ. Тем временем Соединенные Штаты и Европейский союз проводят самостоятельные (хотя и не конфронтационные) линии реформ своих финансовых систем. Некоторые собственные шаги предпринимают также страны БРИК. Намерение G20 осуществить международную кооперацию остается пока довольно общим. В ходе Вашингтонского саммита (ноябрь 2008 года, наиболее острый период финансового кризиса) практических договоренностей достигнуто не было. На Лондонском саммите в апреле 2009 года удалось договориться лишь об увеличении объема ресурсов МВФ, но не о принципах модернизации мировой финансовой системы. По многим вопросам страны-участницы придерживаются кардинально отличных подходов. Поэтому новая архитектура будет плодом длительной конкуренции множества вариантов. Обсуждаемые предложения носят компромиссный характер, в определенной степени они учитывают запросы Германии, Франции и крупных развивающихся стран. Но в целом в острый период рецессии в выигрыше остались англосаксы: они избежали необходимости брать на себя серьезные обязательства, а наднациональный контроль им уже не угрожает. Можно предположить, что в каждой стране неизбежно возрастет роль национальных регуляторов, что рисковые фонды несколько обуздают отчетностью, снизится количество офшоров. Однако в целом мир после кризиса будет похож на его предкризисную версию.

- Как реализовались системные риски?

- Число финансовых институтов, считающихся слишком крупными для того, чтобы обанкротиться, стало чересчур велико даже для таких крупнейших экономик, как Соединенные Штаты. В ряде небольших стран (Ирландия, Исландия) финансовые институты могли быть относительно небольшими по мировым масштабам, но значительно превосходить размеры национальной экономики. Как показала практика, эффективное управление такими структурами и осуществление в них полноценного риск-менеджмента затруднено. Крупные финансовые институты, кроме того, обладают значительным политическим влиянием и могут менять правила игры в свою пользу. Это оказалось верным не только для развивающихся, но и для развитых рыночных экономик. Объемы открытых позиций по CDS привели к банкротству Lehman Brothers и фактической национализации AIG. Основную проблему рынка кредитных деривативов составляют высокая концентрация по контрагентам (продавцами является узкий круг финансовых институтов) и асимметрия информации, порождаемая сложными схемами перекрестного хеджирования между участниками. Несмотря на то что в целом производные инструменты повышают эффективность финансовой системы, они должны подлежать отдельному регулированию и контролю. Негативный вклад в текущий кризис внесла также практика секьюритизации и "структуризации" финансовых продуктов. Базельские стандарты перестали отражать изменившийся характер активности крупнейших банков. Глобализация стерла границы между различными типами банковских операций. В дополнение к традиционным функциям финансовых посредников банки всё чаще выступают в качестве операторов на фондовых и валютных рынках (как в собственных интересах, так и по поручению клиентов). Базельские стандарты имеют также явный проциклический характер: в период экономического бума фиксированный норматив по достаточности капитала способствует наращиванию и капитала, и активов. В период экономического спада он способствует углублению кризиса за счет необходимости сокращать активы, чтобы выполнять надзорные требования.

- Какими мерами может снижаться риск существования значительного числа слишком крупных финансовых институтов - путем дробления гигантов?

- Полагаю, что раздробить их невозможно вообще. Но даже если это было бы возможно, то издержки (в том числе затраты времени) будут неоправданно велики. А, кроме того, при дроблении вскроются другие системные риски, которые сейчас неочевидны. Системность риска возникает именно в связи с размером. Казалось бы, крупные институты координируются легче. Но история показывает, что если координация слаба, а игроки сильные, то они начинают играть в игры, которые регуляторы не контролируют. Происходит разбалансировка системы. Периодически возникает необходимость снова договариваться о правилах игры, целях и ограничениях. Мы не знаем, что такое системный риск. Хотя догадываемся, что он не является просто набором случайных рисков, а сформировался как некая встроенная система, в которой стоит взорваться одному элементу, как дальше взрывается все. Дело даже не столько в размерах финансовых институтов, а в том, что риски несет само сочетание силы больших финансовых институтов и слабости других игроков. А также отсутствие независимого системного анализа. Мировая финансовая система напоминала брошенный склад вооружений (такие взрывались на Дальнем Востоке, на Украине), который толком не охраняется, пожарной системы не имеет, и при этом на его территории дети играют гранатами.

Мы сейчас не обсуждаем предысторию, но совершенно очевидно, что целый ряд элементов мировой финансовой системы был взрывоопасен. Однако раздробление крупных институтов - это появление большего числа тоже плохо понятных и мало наблюдаемых объектов, но еще плюс издержки процесса и совершенно непонятный результат. Такие вещи делались прежде: вспомним закон Гласса-Стиглла. Но обычно все это ненадолго. Кроме того, нынешний кризис привел к большому числу слияний, в результате чего мы имеем, скорее всего, более значительную концентрацию финансовых институтов, чем перед кризисом.

М. Салихов: - Крзис четко показал, что у финансовых институтов (по крайней мере на Западе) есть явные или неявные ( в зависимости от случая) государственные гарантии. Ведь если развалится мелкий банк, ьто это с точки зрения системы не имеет большого значения, и ему дадут спокойно утонуть. Но если валится глобальный банк, то это колоссальная проблема. А поскольку гиганты имеют и государственные гарантии, и эффект масштаба, то они могут привлекать средствапо более низким ставкам. В результате конференция становится еще более несправедливой.

Причем в 2009 году, когда финансовый кризис вошел в спокойную фазу, известную проблему "too big too fail" (то есть того, что некоторые банки слишком велики для того, чтобы им можно было позволить рухнуть) никто уже особо не ставил. Практически лишь бывший глава ФРС Пол Волкер предлагал ограничить высокорискованную торговлю крупных финансовых институтов, что сократило бы размеры банков. считающихся "слишком большими, чтобы рухнуть" и сделало финансовую систему более безопасной. По сути, это было бы своего рода возвратом к закону Гласса-Стигалла. Но если посмотреть, что происходит с регулированием банков фактически, то это всего лишь лайт-версия того, что предлагает Волкер. Практическая реализация предлагаемых мер будет гораздо более умеренной. Причем правила Волкера сами по себе тоже не предполагают дробления крупных институтов. предполагается усилить некоторые ограничения, но о дробленииречи все равно не идет.

- К каким последствиям(для регуляторов) приведет изменение формата регулирования?

Л. Григорьев:- С одной стороны все понимают, что регуляторы делали что-то не совсем правильно. С другой стороны, мы будем иметь дело с теми же регуляторами, которые провалились. Это совершенно очевидная ситуация. Так же, как у нас в стране либералы сейчас пишут программы по промышленной политике. Десять лет клялись во вражде по отношению к ней, а теперь ее всячески проводят. просто регуляторы станут более консервативными и менее либеральными.

М. Салихов:- Была такая модная идея - консолидация регулирования. В итоге провалились и консолидированные регуляторы, и те, кто работал на отдельных сегментах финансового рынка.

Л. Григорьев:- Больше всего провалились те регуляторы, которые провели консолидацию, но при этом работали параллельно с органами сегментированного регулирования.

М. Салихов:- В казахстане, по сути, переняли английский опыт создания единого регулирования. В РК тоже создали Агентство по финансовому надзору, АФН, получившее полномочиярегулировать и страховые компании, и управляющие компании, и банки, и прочие институты финансового рынка. Параллельно работал центральный банк, не имеющий отношения к регулированию. В результате Центральный банк Казахстана проводил денежно-кредитную политику, но при этом не имел никаких рычагов воздействия на сами банки. Работники ЦБ могли только звонить в АФН. Даже на постсоветском пространстве банковский кризис в Казахстане начался раньше, чем в других странах. Трудно не связать этот факт с выбранным в стране форматом регулирования. В Англии кризис тоже принял тяжелую форму. Ряд крупнейших банков, по сути, рухнул. Выстояли лишь HSBC и Barclays. Из анализа этой ситуации понятно, что механическими способами проблему выбораформата регулирования не решить...