31.01.2012
Евсей Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы, зампредседателя Общественного совета при Министерстве финансов
"ЦЕНА БЮДЖЕТА" Интервью.
Власть извлекла из кризиса 1998 года на удивление правильные уроки. Но потом запас здравого смысла исчерпался
Руководитель Экономической экспертной группы Евсей Гурвич рассказывает главному редактору журнала "Вестник НАУФОР" Ирине Слюсаревой, почему, если нужны эксперты по определенной экономической проблеме, то каждый раз ими оказываются одни и те же люди.
- Евсей Томович, как вы прокомментируете итоги выборов в Государственную думу? Радуют они вас как экономиста - или огорчают?
- Краткосрочные последствия выборов, скорее всего, окажутся негативными, потому что левые (точнее, левопопулистские) партии увеличили свое представительство в Думе. Боюсь, это ослабит бюджетную политику - будет идти давление в сторону увеличения социальных расходов, не всегда ответственной бюджетной экономической политики.
В долгосрочном плане эти итоги, скорее, положительные, потому что мы сделали шаг от монополии одной партии. В будущем конкуренция заставит эту партию, с одной стороны, проводить более ответственную политику с учетом реакции избирателей; с другой стороны, она будет осваивать навыки диалога, а не просто штамповать решения, которые где-то были подготовлены. Это дает надежду, что в стране появятся элементы публичной политической жизни, которых до сих пор практически не было.
- Прозвучали слова о том, что бюджет может оказаться под угрозой. Как вы прокомментируете нынешнее состояние бюджета?
К сожалению, за последние несколько лет наша бюджетная политика серьезно ухудшилась.
- До 1998 года у нас была на редкость безответственная бюджетная политика, которая кончилась кризисом. Власти извлекли из того кризиса на удивление правильные уроки, и на протяжении последующих десяти лет нашу бюджетную политику часто ставили в пример другим странам. Но как раз через десять лет запас здравого смысла, который был получен в 1998 году, исчерпался. Причем это время пришлось на мировой финансовый кризис.
Прежде всего, мы стали ориентироваться на текущие, а не долгосрочные интересы. Одновременно ухудшилось качество, структура расходов. Перед кризисом национальным бюджетным приоритетом были продуктивные расходы - национальная экономика, образование, здравоохранение. В ходе кризиса на первый план вышла социальная политика. Была проведена пенсионная реформа, в ходе которой на пенсии дополнительно выделены почти 4% ВВП. Это примерно равняется всем расходам страны на образование, или здравоохранение. А сейчас начинается пошаговое увеличение расходов на оборону.
Соответственно, продуктивные расходы в структуре ВВП сокращаются. Это означает, что бюджетная система страны работает в ущерб перспективам развития, в ущерб будущему.
Нельзя сказать, что у России сейчас высокие по сравнению с другими странами макроэкономические риски. В этом году ожидается профицит бюджета, на следующий год Закон о бюджете предусматривает лишь небольшой дефицит. По сравнению с другими странами у нас маленький государственный долг (порядка 10% ВВП), сохраняется "заначка" в Резервном фонде. Но сейчас не только ухудшилась структура расходов, но, кроме того, процесс принятия расходных обязательств стал бессистемным, хаотическим. Сначала принимаются обязательства, а потом под них ищется финансирование. Если принимаемые решения не согласуются с нашими будущими доходами и предстоящими расходами, то мы сами создаем для себя серьезные риски. Еще один важный недостаток нашей политики - слабая предсказуемость обязательств и налоговой нагрузки. Скажем, тенденция 2000-х годов, когда увеличивались налоги в нефтяном секторе и снижалась налоговая нагрузка во всех остальных отраслях, была понятна. После этого неожиданно, без видимых причин и внятных объяснений, повышены ставки социальных налогов. Непредсказуемая налоговая политика подрывает привлекательность инвестиций в российскую экономику.
- СМИ правой ориентации (и не только) сильно стонали по поводу ухода Кудрина, считая его неким гарантом бюджетной стабильности.
- Правильно. В любой стране экономическая политика устроена так, что есть линейные министерства, которые лоббируют свои группы расходов. У нас Министерство социального развития лоббирует расходы на социальное развитие, Министерство обороны - расходы на оборону, Министерство сельского хозяйства - на сельское хозяйство, Министерство экономики - и инвестиции в экономику, и снижение налогов (для ускорения роста производства). Хороший министр финансов должен в одиночку противостоять этому давлению. Если он этого не хочет или не может делать, неизбежно растет бюджетный дефицит, потом госдолг, потом стоимость заимствований (в том числе для частного сектора). Кудрин 12 лет оставался успешным лоббистом макроэкономической стабильности. Но нужно признать, что это было бы невозможно без поддержки Путина. Если мы посмотрим бюджетные послания президента (когда им был Путин), то все они ориентированы на макроэкономическую стабильность. Естественно, без решений Путина не был бы создан ни Стабилизационный фонд, ни механизм нефтегазового бюджета. Но последние годы Путин явно изменил свои приоритеты. Пенсионная реформа - это откровенная уступка популизму, при том, что долгосрочные проблемы самой пенсионной системы не решены. И власти сами это признали.
Уже объявлено, что в 2014 году будет запущена новая пенсионная реформа.
То есть дело, скорее, не в том, что ушел лично Кудрин (хотя это в любом случае плохо), а в том, что он ушел, поскольку утратил поддержку первых лиц в отношении политики защиты макроэкономической стабильности.
- С какой целью можно жертвовать макроэкономической стабильностью?
- Сиюминутные политические цели могут преобладать над долгосрочными макроэкономическими. Здесь нет ничего необычного, такое наблюдается во многих странах. Проблема в том, что сильная макроэкономическая политика была нашим единственным конкурентным преимуществом на фоне провального бизнес- климата. Не видно, чем мы теперь способны привлечь инвесторов.
- Почему в России не удалась пенсионная реформа? И еще вопрос. Лет 10-15 назад в мира наблюдалась эйфория по поводу того, что найден некий "философский камень" - накопительные пенсионные системы. Но мне не кажется, что сейчас кто-то из серьезных людей продолжает думать, будто накопительная система - это универсальное решение пенсионной проблемы.
- По первому вопросу: почему наша пенсионная реформа пошла косо и как ее можно поправить.
Думаю, дело в том, что в 2000-е годы в России пытались проводить серьезные комплексные реформы, но (за небольшими исключениями) отбирали из них только популярные. К изменению пенсионной схемы все страны подталкивает ухудшение демографической ситуации. В России оно принимает особенно острую форму. В других странах демография ухудшается за счет увеличения численности пожилого населения из-за роста продолжительности жизни. У нас же к этому добавляется сокращение численности населения в рабочем возрасте.
- Каково будет соотношение людей по возрасту?
- В ближайшие 20 лет пропорция между численностью граждан в рабочем и в пенсионном возрасте ухудшится в полтора раза.
На самом деле такая пропорция (которая определяет возможности распределительной пенсионной системы) сходна во всех странах, но со сдвигом во времени. Серьезные изменения этого показателя начались в развитых странах, потом продолжились в среднеразвитых, теперь уже доходит до стран с низким уровнем развития. Россия в этой тенденции идет, скорее, по графику развитых стран, хотя развитой страной и не является.
Никто не может избежать этой тенденции, и всем странам приходится решать проблему старения. Многие страны в качестве ответа переходят к накопительной системе. Кроме того, все большее число стран признает неизбежность повышения пенсионного возраста. Причем в конечном итоге это должно стать процессом - пенсионный возраст нужно привязывать к продолжительности жизни и поддерживать постоянное соотношение между ними. В ближайшие 20 лет ожидается рост продолжительности жизни в России на 7% - пропорциональная коррекция означает тогда повышение "порога" выхода на пенсию на четыре года.
Казахстан повысил пенсионный возраст еще в 90-е годы. Когда Россия в 2002 году провела пенсионную реформу, нужно было объявить о том, что, скажем, с 2012 или 2015 года начнется процесс постепенного повышения пенсионного возраста. Потому что такие вещи нельзя объявлять с понедельника на вторник! Это было тогда легче сделать и политически, поскольку о том, что случится через 10-15 лет, у нас заботится не так много людей. А за такой срок люди привыкают к неприятной мысли, успевают построить жизненные планы. Поэтому вынести предупреждение о повышении пенсионного возраста было правильно со всех точек зрения.
Но тогда власти не пошли на эту непопулярную меру.
Да и сейчас продолжают уходить от нее, пряча голову в песок. Но ведь повышать пенсионный возраст придется все равно, только в более болезненной форме. Либо мы повышаем пенсионный возраст, либо увеличивается разрыв между пенсиями и зарплатами, а он и так достаточно велик даже после того, как пенсии сильно повысили в 2010 году.
В 2007 году отношение пенсий к зарплате упало до 23%, а в 2010 году оно повысилось до 37%.
Но здесь есть и политический аспект. Сегодня пенсионеры формально составляют примерно 35% электората, но они более активны. Если брать эффективный электорат (не тех, кто имеет право голоса, а тех, кто реально голосует), то здесь пенсионеров, думаю, не менее 40%. По демографическим прогнозам, через десять лет доля пенсионеров в общем числе граждан, имеющих право голосовать, достигнет 45%. С учетом их повышенной электоральной активности они станут большинством от эффективного электората.
Фактически пенсионеры - это группа людей, интересы которых связаны с увеличением потребления. То есть в стране сформируется электоральное большинство, поддерживающее интересы потребления, а не производства. После этого уже вряд ли можно будет когда-либо поднять пенсионный возраст. Страна окажется в ловушке. Имеется максимум десять лет на решение этой проблемы.
- То есть вы не прогнозируете, что после президентских выборов пенсионный возраст будет повышен достаточно быстро?
- До сих пор власти не только отказывались принимать само решение, но даже отрицали наличие проблемы. Уже перед самыми выборами говорилось, что нет необходимости в повышении пенсионного возраста. Эти заявления затруднят принятие такого решения сразу после выборов. Власти фактически отрезают себе возможность сделать это быстро, хотя времени совсем в обрез - известный срок между объявлением необходимости повышения возраста и самим шагом все равно должен пройти.
Теперь по поводу накопительной системы - о том, что это якобы такая волшебная палочка, которая сама решает проблемы старения.
На самом деле деньги ниоткуда сами не берутся. Поэтому если население стареет, то при прочих равных разрыв между пенсиями и зарплатой будет точно так же увеличиваться как в распределительной, так и в накопительной системе. Но разница есть. Она не экономическая, а политэкономическая. Распределительную систему организует государство. Оно под свою ответственность просит людей платить взносы сейчас и направляет их на пенсии другим людям. Люди, которые платят за чужие пенсии сегодня, рассчитывают, что государство им тоже будет выплачивать достойную пенсию, когда они состарятся. Значит, в этой системе ответственность за будущие выплаты берет на себя государство.
Накопительная система отличается тем, что в ней государство выходит из игры. Оно обязывает пенсионера самостоятельно копить себе на старость. Соответственно, при увеличении продолжительности жизни пенсионер будет получать пенсию меньшего размера, но он не сможет предъявить государству никаких претензий. И теоретически он тогда должен либо дольше работать, либо платить больше взносов, пока работает. То есть меняются стимулы.
В первом случае у работника есть стимул протестовать против повышения взносов, пока он работает (так как повышенные взносы идут кому-то другому), и требовать более высокую пенсию в старости, потому что высокая пенсия финансируется за счет кого-то другого. Во втором случае работник может быть заинтересован в более высоких взносах, потому что это его будущая пенсия, и он может быть заинтересован в более высоком пенсионном возрасте, потому что это тоже означает для него более высокую пенсию. В накопительной системе есть свои проблемы. Поэтому Чили, которая первая ввела у себя такую систему, сейчас одновременно ввела и распределительную.
Кризис показал, что из-за неустойчивости финансовой системы в пенсионной системе могут возникать проблемы, связанные с цикличностью на фондовых рынках. Люди, выход которых на пенсию совпал с провалом на финансовых рынках, получат низкую пенсию.
Возможно, она будет сильно ниже пенсии тех, кто вышел на пенсию через два года после обвала на рынке ценных бумаг (или за два года до него). Это тоже трудно объяснить людям. Но, например, тот же НАУФОР может предлагать на последние пять лет перед выходом человека на пенсию переводить накопительную часть в консервативный портфель, который не может обвалиться, для того чтобы снизить риски выходящих на пенсию людей. Ну и второе - следует иметь смешанную пенсионную систему, как сейчас в Чили, совмещающую накопительные и распределительные компоненты.
Возвращаясь к причинам относительной неудачи пенсионной реформы, я могу предположить, что мы не были вполне готовы к ней, провели ее "на вырост". Думаю, наша финансовая система не была готова к развитию накопительной пенсионной системы. Как минимум недоставало доверия граждан к негосударственным финансовым институтам. Мы видим, что до сих пор подавляющее большинство пенсионных накоплений управляются государственной компанией, которая, как известно, консервативно инвестирует в государственные облигации, дающие отрицательную реальную доходность. И в таком виде, конечно, накопительная система бессмысленна, хотя низкая доходность инвестирования не является недостатком вообще накопительной системы как таковой. В большинстве других стран - и развитых, и развивающихся - накопительная система дает вполне приличную доходность. По данным ОЭСР, в среднем за 15 лет реальная доходность составила 6% в развитых странах и 8% - в развивающихся странах.
- Но что можно сделать в понижательной стадии делового цикла, когда все финансовые рынки падают?
Я говорю о ситуации до кризиса. В той части российской накопительной пенсионной системы, что управлялась ВЭБом, отрицательная доходность была и до кризиса, в фазе роста фондового рынка.
- Но никого не держат в ВЭБе насильно?
- Да, но люди не имели достаточного доверия к негосударственным управляющим компания и пенсионным фондам.
- С вашей точки зрения, надо развивать обе компоненты - накопительную и солидарную?
- Я думаю, что это подсказывает мировой опыт, да и международная ассоциация социального страхования рекомендуют именно такой путь. Некоторые страны сейчас стали вообще отказываться от накопительной системы - Аргентина, Польша, Венгрия. Наше Министерство здравоохранения и социального развития предлагает дать гражданам выбор - оставаться в накопительной системе или уйти из нее.
Фактически это будет означать сворачивание накопительной системы, потому что нашим гражданам свойственно не загадывать далеко, предпочитать синицу в руках журавлю в небе. Я никого не осуждаю, а всего лишь констатирую факт.
И я думаю, что это очень опасное предложение. Во-первых, не вижу, что можно было бы предложить людям с точки зрения долгосрочных перспектив. Как мы будем решать проблемы старения населения? Чем отвечать на демографические вызовы?
Во-вторых, фактическая отмена накопительной компоненты будет знаковым решением для инвесторов, потому что они тоже понимают демографические проблемы, и с их точки зрения, это будет означать, что Россия не имеет никакой стратегии решения пенсионных проблем на будущее. Инвесторы видят, что в 2010-2011 году проблема решалась повышением налогов, и с полными основаниями делают вывод, что пенсионные проблемы и впредь будут решаться за счет дальнейшего повышения налогов. Соответственно, это подрывает инвестиционную привлекательность российской экономики.
- Существуют способы привлечения прямых инвестиций, не только за счет правильной пенсионной реформы, но также иными путями.
- Конечно, это не единственный фактор. Я просто говорю, что само по себе такое откровенное игнорирование пенсионных вызовов - один из существенных факторов. Но точно не единственный.
- В тех странах, где пенсионная реформа удалась, были созданы пулы новых экономических агентов в лице негосударственных пенсионных фондов. И они сильно меняют картину рынка в целом, потому что являются держателями длинных денег. Если российский пенсионный сектор не сможет аккумулировать длинные деньги, то это станет сильным отрицательным фактором?
- Я бы его не преувеличивал. Каждый год в накопительную систему будут направлять порядка 1% ВВП. Это не те деньги, которые могут решить проблемы нашего накопления, стране нужно гораздо больше.
- Откуда взять?
До кризиса вопрос решался за счет притока капитала. Сейчас мы видим, что этот источник ненадежен. Нам нужно развиваться в первую очередь за счет своих внутренних сбережений. Это требует перехода к политике реальных положительных процентных ставок, потому что иначе населению нет смысла сберегать. Положительные ставки - это трудно, это сокращает спрос на инвестиции. Значит, нужно компенсировать такую политику повышением инвестиционной привлекательности, облегчением процесса инвестирования. Вообще снятием бюрократических барьеров. Сейчас, например, Всемирный банк ставит нас на предпоследнее место в мире по сложности получения разрешения на строительство.
Другой важный источник накопления - это прямые иностранные инвестиции, которые опять-таки зависят от качества деловой среды в стране, от барьеров для инвесторов, коррупции и так далее.
- Евсей Томович, вы как председатель Ассоциации независимых центров экономического анализа хорошо понимаете, посредством каких механизмов взаимодействуют власть и экспертное экономическое сообщество. Как это происходит?
- Они очень активно взаимодействуют.
Экспертное сообщество на самом деле активно участвует в формировании экономической политики. Программу Грефа в 2000 году готовило экспертное сообщество. Сейчас программу 2020 тоже готовит экспертное сообщество. В процессе подготовки руководители программы встречались с Путиным, и он полушутя-полусерьезно сказал им, что документ станет программой для нового правительства (которое будет сформировано после президентских выборов).
Но эксперты не только разрабатывают подобные всеобъемлющие программы. Они бывают вовлечены в разработку практически любой реформы - пенсионной реформы (о которой мы говорили), налоговой реформы, административной реформы, реформы естественных монополий, в создание Стабилизационного фонда. Руководители основных экономических ведомств регулярно проводят встречи с ведущими экспертами и обсуждают текущую ситуацию, предложения по реформированию политики.
В чем состоят основные проблемы независимых аналитических центров?
На этапе формирования экспертного сообщества главным материальным источником его существования было иностранное финансирование. Существовала программа Европейского союза TACIS (Тechnical Assistance for the Commonwealth of Independent States), которая финансировала международных и российских экспертов, оказывавших аналитическую поддержку реформам. Были программы Мирового банка, которые финансировали проведение реформ.
Постепенно иностранное финансирование сокращалось. Сейчас аналитическая поддержка в основном оплачивается самими министерствами и ведомствами. С одной стороны, такое положение заставляет экспертное сообщество поддерживать свою конкурентоспособность. Потому что, например, Академия наук финансируется в основном как учреждение, то есть сохраняется советский принцип, когда финансирование не связано с результатами деятельности.
А в экспертном сообществе специалисты, не способные предлагать конкурентоспособные аналитические услуги, из сообщества выбывают. Хотя источником финансирования является государство, но действуют вполне рыночные механизмы.
Подобное положение имеет один недостаток. В развитых странах считается, что аналитическое сообщество работает на весь социум. Оно от имени общества анализирует политику властей, предлагает альтернативы - и поэтому имеет независимые источники финансирования, обычно за счет каких-то фондов. Наличие независимого финансирования позволяет экспертам сохранять полную независимость оценок.
В России аналитическое сообщество отчасти тоже выполняет функцию независимого анализа, публично оценивая экономическую политику. При этом получение государственного финансирования не делает экспертов "агентами правительства", их суждения часто носят критический характер. Но все-таки в идеале было бы хорошо, чтобы эксперты работали не только на деньги правительства, но и имели независимые источники.
- Независимые источники формируются за счет чего?
- Скажем, Дмитрий Зимин когда-то был успешным бизнесменом, а теперь он как общественный деятель создал фонд "Династия", но при этом сам не решает, как будут распределяться деньги фонда. При фонде создан общественный совет, который распределяет его средства. Источник этих денег - бизнес, но это не то же самое, что бизнес-финансирование. Потому что бизнес финансирует лишь то, что нужно ему.
- Допустим, в США такие фонды создавались на протяжении более ста лет. Можно ли считать, что с течением времени у нас тоже образуется подобный гумус, который будет давать аналитическому сообществу возможность вырабатывать независимые суждения?
- Надеюсь на это, и мы должны к этому стремиться. Мы уже видим первые шаги, просто они сейчас направлены не на финансирование независимой экономической экспертизы. У нас есть фонд Зимина, решающий просветительские задачи; есть фонд Потанина, который финансирует стипендии для студентов и проекты в области искусства; есть фонд Усманова, который финансирует культурные проекты. И так далее. Можно надеяться, что у нас возникнет и собственный фонд Карнеги.
- Может ли что-то стать катализатором именно в этой сфере, в сфере создания источников финансирования для деятельности независимой экономической экспертизы?
Правительство понимает, что стране нужно провести еще много реформ, и готово выделять финансирование на их разработку, тем более что по сравнению с другими тратами эти не так велики.
Эксперты работают на правительство и одновременно (как побочный продукт своей деятельности) проводят общественную экспертизу. На "Эхе Москвы", в "Ведомостях" постоянно выступают экономические эксперты, которые представляют независимые взгляды и оценки, при том, что их деятельность в основном финансируется правительством. Получается, что общество получает этот продукт бесплатно.
Вот когда у экспертов не будет других источников существования, тогда, быть может, правительственные источники будут замещены независимыми. Так же как правительство заместило в 2000-е годы иностранные источники, которые были главными в 90-е годы. После того как период активных реформ завершится, правительство, по-видимому, снизит финансирование, и я надеюсь, что общество дозреет до того, чтобы финансировать экспертизу самостоятельно (надеюсь, оно сознает ее важность).
- Кто является основными игроками рынка экономической экспертизы, с вашей точки зрения?
- Два крупнейших центра экономической экспертизы - Высшая школа экономики и Академия народного хозяйства. К сожалению, они поглощают все большее число независимых организаций. Все большее число независимых экспертов оказываются в зоне притяжения того или другого центра.
Академия народного хозяйства - часть конгломерации, достаточно тесно ассоциированная, например, с Институтом Гайдара. Внутри Высшей школы экономики тоже есть свои полуавтономные центры. Кроме этого, есть некоторое число аналитических центров, которые существуют сами по себе.
- И что это за независимые группы?
- К ведущим относятся, например, Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, Независимый институт социальной политики, Центр стратегических разработок, ИНСОР, Институт экономики города. В Петербурге - Леонтьевский центр. Смею полагать, что сюда можно добавить и Экономическую экспертную группу.
- Экономический мейнстрим сейчас артикулируется на английском языке. Индексы цитируемости, количество издаваемых книг, тамошние тиражи - все это несравнимо с отечественной ситуацией. А ведь были периоды, когда русская экономическая наука производила самостоятельные концепции.
- Десятилетиями в нашей стране экономическое образование и экономическая наука сводились в основном к толкованию трудов К. Маркса. Неудивительно, что в этой области мы безнадежно отстаем от ведущих стран. Перед российскими экономистами остро стоит вопрос о путях интеграции в мировое сообщество. Одна из важнейших проблем при этом - языковая. То, что серьезный экономист не может работать, не читая англоязычную литературу, очевидно. Менее очевидный вопрос - на каком языке он должен публиковаться. Те немногочисленные экономисты, которые хотят заниматься по-настоящему академической наукой, для того чтобы делать что-то недоморощенное и конкурентоспособное, должны публиковаться в иностранных журналах на английском языке. Больше всего таких авторов работает в Центре экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) Сергея Гуриева и в Высшей школе экономики (ВШЭ).
Для тех, кто ориентирован в основном на формирование экономической политики, нет смысла прилагать большие усилия для того, чтобы статья публиковалась в международном журнале. Для этих людей аудиторией является не международное сообщество экономистов-исследователей, а внутреннее сообщество людей в правительстве или Центробанке, участвующих в формировании политики. Эта аудитория следит за русскоязычной литературой в большей степени, чем за англоязычной.
Поэтому получается, что внутри экономического сообщества есть разные части - те, кто занимается по преимуществу академическими исследованиями, и те, кто больше занимается аналитической работой.
При этом критерием качества одних является признание международного сообщества. Для вторых референтной группой в большей степени является сообщество международных финансовых организаций, то есть эксперты МВФ, Всемирного банка, ОЭСР. Для них задача - работать не на уровне публикаций в лучших журналах, а на уровне публикаций, скажем, того же МВФ или Всемирного банка.
- Есть национальная экономика и есть сообщество экспертов, которое должно обслуживать ее аналитически. Каналы информационного обмена между этими сегментами достаточны? У нас есть академический журнал "Вопросы экономики", а на противоположном фланге разве что журнал "Эксперт", дающий "облегченную" аналитику.
- Во-первых, у нас наберется целый десяток серьезных журналов. Есть журнал АНХ "Экономическая политика", Экономический журнал ВШЭ, "Прикладная эконометрика". Три года назад начал издаваться "Журнал новой экономической ассоциации", где мы попытались соединить академическую науку с аналитикой. И в составе редколлегии, и на страницах журнала мы пытаемся сочетать то и другое. Но я бы сказал, что узкое место - это не недостаток журналов, а недостаток серьезных исследований в России. Общий уровень экономической науки постепенно растет, но отставание еще очень сильное.
- Этот разрыв уменьшается или нет - каковы ваши прогнозы?
- Он уменьшается, но, к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. Для начала, качество экономического образования в России остается низким. Сейчас ВШЭ и еще несколько университетов дают приличное образование. Но даже в ведущих вузах экономику часто преподают бывшие преподаватели научного коммунизма или политэкономии социализма. Они сами не получили настоящего образования, поэтому им трудно дать серьезные знания своим студентам.
Российские учебники, конечно, тоже сильно уступают западным. Поэтому трудно рассчитывать на то, что наши экономисты достигнут конкурентного по международным меркам уровня. Соответственно, круг людей, которые могут работать на высоком уровне, остается очень узким. Это относится и к академическим исследованиям, и к аналитической деятельности.
Когда нужно серьезное мнение профессионала по определенному вопросу, то в качестве экспертов каждый раз называются считанные люди. И каждый раз они одни и те же. Так что перед нами стоит амбициозная задача - вырастить новое поколение экономистов-аналитиков, сочетающих хорошее экономическое образование с опытом решения самых серьезных задач экономической политики. Ассоциация независимых центров экономического анализа работает над этим.